Всю ночь архидьякон провел у постели любимой не сомкнув глаз. Он любовался на нее, как на прекраснейшие цветок, гладил ее шелковые каштановые волосы… он не понимал ее все чаше и чаше и сказать, почему…
Прошедший день принес и ему много горя, о котором спящая Сейла даже не подозревала!
Клод сидел и думал о том, что никогда в жизни не сможет расстаться с ней, но скорее все это произойдет в скором времени по воле всесильного рока.
Вчера, когда Сейла тихо вышла из лаборатории, он еще долго сидел, сидел думал и смотрел то на высказывания мудрецов, начертанные на стенах, то на толстые рукописные книги в золоченых переплетах, то на свои руки, он думал об отсчете любви, науки, вечных обетов и клятв, когда они приносят лишь страдания. Теперь ему казалось, что он не должен быть их источником для этой девушки, Но, ни он, ни она ничего не могут сделать со своими чувствами. Еще недавно все было так прекрасно, но сейчас….
Наконец Клод встал и вышел из кельи. Ему хотелось отвлечься от того мрака, который его окутывал, взглянуть на город, который, как огромный муравейник суетился у подножия храма. Он увидел Сейлу, которая, почти бежала через площадь от собора и затерялась в глубине узких улиц. Сердце архидьякона сжалось от скорби и от отчаяния:
-Крысы всегда бегут с тонущего корабля… - задумчиво произнес тогда он, и сейчас он был счастлив, что ошибся!
Неожиданно для самого себя, он представил ее в подвенечном платье перед алтарем…, но с другим. А он стоит и смотрит в ее бездонные глаза.
- Простите, Вы архидьякон Жозесский? - прервал полет больной мысли голос глубокого старца.
Клод обернулся и увидел мужчину, лет 50 - 60. Его седые волосы были взъерошены, но одежда выдавала в нем знатного и богатого человека. Такие горожане не ходят пешком по улицам, а ездят в каретах на приемы к королю. Их сыновья, обычно ученые офицеры, а дочери куклы-фрейлины при дворе…
- Да, это я, мой господин… - ответил Клод.
- Святой отец, я бы хотел рассказать вам одну историю, и я надеюсь, вы мне поможете! Да, да именно вам, мне кажется, вы хороший человек. А мне так тяжело на душе, и надо кому-то рассказать все.
- Тогда, прошу вас, пройдемте в келью. Мы же не можем говорить тут, на обозрение всего города?
- Да…да, конечно…
Клод провел странного гостя в лабораторию, но посетитель даже не понял истинного назначения этого помещения. Видно было, что он не силен в науках и древних языках.
Гость сел в глубокое кресло, а Клод уселся перед ним на деревянный стул ( на котором обычно сидела Сейла, когда писала свои работы). По всему было видно, что этот человек не привык, чтобы в его присутствие сидели…
- Итак, святой отец, меня зовут Людвиг де Лавуазье. Уже почти год, как начались мои несчастья. Я королевский ювелир… но не в этом дело…
А дело вот в чем: у меня была дочь Изабелла, или просто Белла. Красавица, но характером на вышла, была упряма и … да, в общем, несносная девица. Восемнадцать лет мы на знали, что с ней делать: то она запиралась в своей комнате с кузеном, который был ей самым близким другом, к сожалению, других подруг у нее не было, то она сбегала в город и смотрела на танцующих цыганок, но всегда она возвращалась домой. С четырнадцати лет мы с женой не могли выдать ее замуж. Девчонка вбила себе в голову, что выйдет замуж только по любви. Ну разве не глупо?
Здесь господин де Лавуазье прервался и пристально посмотрел на архидьякона. Надо заметить, что лицо священника не выражало ровным счетом ничего. Наконец гость продолжал:
- Так промучались мы с ней до восемнадцати лет. Братьев и сестер Бог ей не дал, все они умерли еще в младенчестве, и она оказалась единственным ребенком в семье. Ах да, о чем это я? Итак, в восемнадцать лет она сбежала из дома, слуги сбились с ног, обыскали весь Париж, но нигде нашли ее. Мы не знали что делать!
Но однажды нам с женой сообщили, дело было в мае, что собираются вешать цыганку, очень похожую на нашу дочь. Мы, конечно, поспешили на площадь… но опоздали. Эту девушку спас уродливый звонарь, который уволок бедняжку в собор.
Долго мы думали, она то была, или не она, и наконец решили, точнее я решил отправиться к вам. Нельзя ли мне взглянуть на эту девушку? Вдруг это моя дочь? Вы же мне позволите…?
- мой метр, к сожалению, сделать невозможно, - спокойно ответил Клод, я не знаю, где она, но кода ее увижу, то обязательно отведу к вам.
- Спасибо, спасибо святой отец. О, если это она, то это величайшее счастье на земле, для несчастнейшего отца
Гость поднялся и вышел из лаборатории. А Клод еще долго сидел неподвижно, как пораженный громом, и смотрел в некуда.
" А что если эта девушка, моя любимая Сейла, и есть Бела де Лавуазье, что, если это так! О, как я несчастен!"
с той минуты он надеялся, что королевский ювелир ошибся, Как было бы хорошо, если бы он ошибся…

Глава 2.


Никто не заметил, как пришло осеннее утро. Оно подкралось незаметно, на цыпочках, и тихо отворило двери в новый день.
Осеннее утро, бледное и холодное…
Клод так и не сомкнул глаз за всю ночь. Он так боялся прихода нового дня, новой жизни… другой жизни.
С первыми лучами тусклого солнца Сейла открыла глаза и, увидев Клода, улыбнулась. Вчера она так устала, что спала всю ночь крепко и безмятежно, и никто не мог ее потревожить.
- С добрым утром, дитя! - тихо сказал Клод.
- С добрым утром, солнышко мое! - Эхом отозвалась Сейла. - Но, что ты здесь делаешь? Ты не спал всю ночь? - с этими словами она посмотрела в его невыносимо грустные глаза. - У тебя такой усталый вид…!
- Ничего, на обращай внимания… пойдем завтракать…
Сейла послушно поднялась с постели, привела прическу в порядок, расправила свое единственное платье, которое она вчера так и не сменила на ночную сорочку, и, накинув на плечи платок, пошла за Клодом в лабораторию. Не странно, что эта комната служила ей еще и столовой, так как в монастырскую трапезную ее не пускали. Клод никогда не оставлял ее в одиночестве, и поэтому лаборатория превратилась одновременно в столовую.
Не успел начаться день, а Сейла не понимала, что происходит!
Села быстро накрывала на стол в лаборатории и одновременно наблюдала за Клодом. Что-то в его поведении настораживало ее - но что?
Наконец все было готово, и Сейла в своей задумчивости отвернулась и взглянула в окно, входившее на площадь. Она чувствовала что-то недоброе, внутри был как - будто комок, голова немного кружилась.
"Как странно, наверное, это осень так угнетающе действует на меня!" - подумала она.
- Изабелла!
Сейла обернулась.
- Или как вас лучше называть, мадмуазель де Лавуазье? - тихо спросил Клод.
Сейла все поняла: и почему она так нервничает, и почему Клод сегодня такой холодный и мрачный. Она поняла все. Да, ее действительно зовут Белла… или полное имя Изабелла, но, почему так поступил именно Клод?
Изабелла подошла к священнику, посмотрела в его бездонные глаза и хотела дать ему пощечину, но он поймал ее руку и отвел от себя. Девушка все еще смотрела в его темные карие глаза и даже не чувствовала, как архидьякон обнял ее, прижал к себе и поцеловал.
Она освободилась из его нежных объятий и спросила почти шепотом:
- Зачем?
- Я не могу тебе этого сказать, - отвечал он.
Он аккуратно усадил ее в глубокое мягкое кресло.
- Прости меня! Прости за все!- вдруг он опустился перед ней на колени и снова заговорил. Его руки похолодели, и он как будто дрожал. - Мне все равно, как тебя зовут. Какое бы ни было твое имя, я все равно люблю тебя, и буду любить…
- Я понимаю все! Я сама во всем виновата, что не рассказала тебе все сразу. Прости…
Он жестом попросил ее замолчать. Слов просто не требовалось.
Она подняла его с колени поцеловала. Ей казалось, что сейчас они последний раз вместе. Последний раз он целует ее, последний раз держит за руку, последний раз смотрит в его глаза, последний раз чувствует, как бьется его сердце…
Завтракали молча.
После завтрака, когда со стола уже было все убрано, Клод снова усадил Изабеллу в кресло и тихо сказал:
- Я тебя очень люблю, дитя, но я должен именно сейчас сказать тебе нечто очень важное. Это касается нас обоих. И поверь, мне самому это не приятно, но… я должен! - с этими словами он взял ее за руку и снова взглянул в ее глаза. Кажется, в этот момент он думал, сможет ли она, а главное он, вынести эту новость. Наконец он нарушил молчание. - я должен вернуть тебя к родителям. Постой, я знаю, тебе это неприятно, иначе ты бы от них не сбежала, мне тоже не хочется расставаться с тобой. Но я должен. Если бы не обстоятельства, то… я бы еще дать тебе выбор, но я надеюсь, ты меня поймешь.
- Я все это знаю! - прервала его Изабелла. - Я все знаю и понимаю, но я бы предпочла умереть рядом с тобой, чем вернуться домой, в "тюрьму". Теперь этот собор - мой дом. Я не смогу жить, зная, что тебя нет на этом свете…
- А моя душа не сможет смериться с тем, что ты умерла по моей вине…
(Ромео и Джульетта, блин! J)
с этими словами он протянул ей черный плащ, висевший до этого на спинке кресла.
- Так будет лучше.
Изабелла покорно накинула плащ и закрыла лицо капюшоном. Сейчас она чувствовала, что ее ведут на казнь. Снова.
Ее душу лишь грела мысль, что если она уйдет, то Клод будет в безопасности. Да, она была в этом уверенна.
Они молча шли по улицам. Изабелла брела позади него и не чувствовала ничего. Она окончательно опустела. Осеннее солнце не освещало их мрачных лиц, закрытых капюшонами. Девушке не хотелось говорить. Было тяжело, грустно и холодно на душе.
Что было на душе у Клода известно лишь богу, Дьяволу да ему самому. Он слишком хорошо научился скрывать свои чувства.

Дом семейства де Лавуазье находился на острове Сите и стоял в числе домов самых богатых господ Парижа. Фасад дома был изыскано украшен, а при входе цвели незатейливые осенние цветы.
На улице никого не было, что удивительно для начала дна, но впрочем, возможно в богатых кварталах города.
Клод подвел Изабеллу к двери и внимательно посмотрел в ее бездонные глаза. Так стояли они, взявшись за руки несколько минут. Она чувствовала, как дрожит его рука, холодная, даже в такой жаркий для осени день. Наконец девушка тихо произнесла:
- Вот так все кончится? Нам больше не суждено увидеться, поговорить…
- Не знаю! - так же тихо и грустно ответил ей Клод. - все в руках судьбы. Она повелевает нами.
- Судьбу можно изменить…
- Как знать…
Он нежно обнял ее. В этих объятиях было столько любви, жалости и отчаяния, что Изабелле захотелось заплакать, но она сдержала себя.
Наконец архидьякон прошептал:
- Нам пора. И помни, прошу, всегда помни, что я любил и люблю тебя так сильно, как только может любить сердце мужчины.
- Я никогда этого не забуду… никогда…
Клод отворил дверь, и тут же к ним подбежала горничная - служанка:
- Что вам угодно, святой отец?
- Я бы хотел видеть хозяина этого дома.
- Да, да, сию минуту! Подождите пока в гостиной.
- Хорошо… Пойдемте, мадмуазель. - С этими словами он легко подтолкнул Изабеллу
По дорогим персидским коврам они прошли в гостиную.
В просторной комнате, богато украшенной, пылала огонь в камине. На пушистом персидском ковре стояло несколько мягких кресел. Из-за задернутых гардин в комнате царил полумрак.
Клод сел в кресло, и Изабелла последовала его примеру. Она, как ребенок, не хотела от него уходить, даже сейчас, когда все уже было решено. Девушка не снимала капюшон, чувствуя себя чужой в отцовском доме.
После непродолжительного времени ожидания появился хозяин дома. По всему было видно, что он очень взволнован.
- Я привел к вам эту девушку… как Вы и просили… - тихо произнес Клод. Видимо, ему дались эти слова с трудом. - Дитя мое, пожалуйста, сними капюшон.
Изабелла покорно выполнила то, о чем ее просили.
- О, дочь моя! Как я рад! Как я счастлив, что ты нашлась, что с тобой все в порядке! - засуетился господин Лавуазье. - О, как я вам благодарен, святой отец! Вы буквально вернули мне жизнь! За это я бы хотел сделать щедрое пожертвование в пользу святой католической церкви!
Изабелла смотрела в глаза священника, и из них, как бриллианты, падали слезинки. (Конечно, продают, как овцу!)
"Неужели это, правда! Он продал меня собственному отцу. Так на, какую же сумму он согласился?"
Изабелла понимала, что ей все труднее и труднее "держать себя в руках".
- Извините, господин Лавуазье, но я, как человек, не смогу принять эти деньги. Я боюсь, что Вы это делаете не от чистого сердца.
С этими словами архидьякон, поднялся и быстро удалился. Изабелла продолжала сидеть молча. Ей нечего было сказать отцу. Девушка не в чем не чувствовала своей вины. Она только радовалась тому, что не ошиблась в Клоде. Он не продал ее!
- Итак, непокорное дитя!, - обратился господин Лавуазье к дочери. - я крайне огорчен твоим поступком. Похоже, что ты сама не понимаешь, что ты сотворила! Ты доставила море страданий мне и твоей несчастной матери. Своим уходом ты почти свела его в могилу. Ей чудом удалось выжить! Сама же ты чуть не оказалась на висельнице! О, какой святой спас тебя?! Я всегда знал, что твоя жизнь не кончится хорошо Ты была слишком свободна все свою жизнь, но я это исправил! Ты более никуда не выйдешь без моего присмотра, а в город тем более!
В ваши восемнадцать лет, мадмуазель, я так и не смог выдать вас замуж. Я подобрал вам жениха, и в ближайший год я все таки выдам вас замуж. Моя дочь - старая дева! О, позор на мои седины! Как такое возможно… Немедленно в комнату, непокорное дитя!
Девушке было все равно, что говорил ее отец. Она покорно поднялась на третий этаж, в свою комнату и заперлась изнутри, твердо решив, что не в коем случае не выйдет отсюда! Сбежать возможности не было!
Изабелла аккуратно сняла черный плащ и положила его рядом со своей подушкой. Осмотревшись, она поняла, что ничего здесь не изменилось за прошедший год. Даже старые книги остались на месте, в тайнике! Не успела девушка спрятать их, как в комнату влетели три служанки. "какой ужас! У них есть второй ключ. О, это ад!" - подумала Изабелла.
Вошедшие девушки бросились причесывать и переодевать свою госпожу. Изабелла стояла и не двигалась. Ей было собственно все равно, что они делают. (Заколебали убогие!)
И через несколько минут перед огромным зеркалом стояла не Сейла, а разодетая, как кукла, Изабелла де Лавуазье, но ее глаза были по прежнему грустны.
Она была как птица, посаженная в клетку, но хотевшая свободно летать!
Пока служанки думали, что сделать с ее старым нарядом, девушка успела спрятать черный плащ, который был ей очень дорог.
Наконец служанки удалились, оставив свои госпожу одну, в немой комнате.
Она в изнеможении опустилась в мягкое кресло около окна. (От мягкого геморрой бывает!) На подоконнике по прежнему ее вышивание, которое она ненавидела. Тогда девушка взяла эту вещицу, открыла окно и швырнула ее наружу. Да, конечно это не могло облегчить ее страданий, но улучшить душевное состояний - может быть…
Букетик цветов, вышитый на дорогом шелке, теперь валялся в грязной луже.
Изабелла еще раз обошла комнату. Да, определенно здесь было, как в тюрьме, даже хуже!
Вечер наступил незаметно, но девушка не ждала его наступления. С этого момента она стала их ненавидеть! Она просто сидела и смотрела в окно.
Вдруг, она заметила маленького мальчика, несшего огромный буке алых роз. Он подошел к двери дома, и сердце девушки тревожно забилось.
Через несколько минут букет уже стоял перед ней в напольной китайской вазе, и изабелла пристально его рассматривала.
"Может быть это от будущего мужа, или нет… тогда от кого?"
Взгляд ее упал на нечто белое, среди ярко алых, как кровь, лепестков. Девушка осторожно вытащила маленький листок бумаги и развернула его:
"Зеркала слишком несовершенны, они не в состоянии отразить всю твою красоту, но мне ее никогда не забыть…даже если мы так далеко!
К.Ф."
Внезапно девушка почувствовала себя такой одинокой, покинутой всеми, что захотелось плакать. Она бросилась на кровать и зарыдала. Эти слезы видела только луна и звезды… но им все равно…

Всю ночь Клод не сомкнул глаз. Он смотрел на ночной Париж. Да, господин Фролло совсем забросил науку, а о религии даже не вспоминал. Он только думал, вернее пытался себя уверить, в том, что если бы она осталась с ним, то неприменно бы обрекла себя на гибель.
"Как я раньше жил без нее? И как я сейчас одинок, без ее ласкового взгляда и нежной улыбки!!!"
Всю ночь эти мысли не покидали его, перебивая одна другую.

Глава 3.

Утро наступило также незаметно, как и ночь. Поздние лучи осеннего солнца осветили стены собора Богоматери. Небо было затянуто какой-то непонятной дымкой, видно было, что подобная погода, нагоняющая тоску, не предвещала ничего хорошего.
Клод дремал, сидя в кресле в своей лаборатории. (Заснул все-таки, а вы говорили!!) Спал он неспокойно, им даже, не зная, что снится сейчас несчастному, можно было догадаться об этом, взглянув в его лицо. (А лучше сделать томографию работы мозга!)
Только солнце успело разбудить архидьякона, как внизу послышались громкие голоса. Видимо кто-то поднимался по лестнице вверх.
- Откройте немедленно дверь, иначе мы ее выломаем!!! - послышался совсем рядом властный голос Жака Шармолю.
Клод сразу все понял и отворил низкую дубовую дверь. Он и не думал сопротивляться, это было бы по меньшей мере глупо.
В дверном проеме тут же очутились метр Жак Шармолю, два солдата королевской гвардии, и еще два священника, председатели капитула. (Вау!)
Клод отступил на шаг назад.
- Мы, именем святого престола снимаем с вас сан архидьякона, - начали священники…
- Метр Фролло! Вы и ваша любовница-цыганка, обвиняетесь именем французской короны в преступной связи, порочащей лика святой церкви и колдовстве! (И в еще какой-то фигне!) Где девушка? Она должна быть, где то здесь! Господа, на забудьте взять доказательства! (А теперь автор заявляет для людей с больным воображением: доказательства - не всегда презервативы! В данном случае это книги по алхимии!)
Солдаты принялись неумело обыскивать помещение, при этом разрушая все на своем пути, а священники собирали книги, которые могли помочь обвинению не суде.
Клод не думал бежать. Он смотрел на эту картину разрушения отсутствующим взглядом. Он слушал, и не слышал, что говорил ему королевский прокурор. Он не чувствовал, как его грубо схватили и связали. Он был только рад тому, что избавил от этой участи Изабель.
Господина Фролло с силой вытолкали в дверь. Нет, он не чувствовал себя ни униженным, ни оскорбленный, он был как никогда спокоен.
Было ранее утро, и на улице почти не было людей. Клоду повезло, никто не видел, как его под конвоем вывели из собора и посадили в черную тюремную карету. В подобных каретах обычно возили высокопоставленных заключенных, чтобы их никто не видел. Святая католическая церковь всегда боялась таких случаев, как этот, благо, они происходили крайне редко. Трудно представить, какой был бы поднят скандал в Париже, какова был бы реакция горожан, и их отношение к церкви. О, страшнее для римского престола быть не могло.
Карета доехала до дворца правосудия, Жак Шармолю заговорил после продолжительного молчания (а вообще он молчит редко!):
- Накиньте капюшон, господи н Фролло! - с издевкой произнес Шармолю. - да, по старой дружбе я тебе скажу: в подземелье тебе не долго суда ждать, благо дельце на тебя давно кропают. А дальше суд, висельница или костер… в общем - как всегда! Да, цыганочку мы твою найдем, даже если ты будешь молчать! (В этом месте у автора чесались руки написать что-то в духе: - Что молчишь, друг мой Фролло?! Хоть бы слово сказал, как она ничего… ну в смысле… ты понял…! Но рука автора дрогнула!) Тебе никто не увидит на суде, святой церкви не нужны лишние проблемы. Уж очень они огласки бояться, хотя вешать или жечь приказано тебе без мешка на голове и на площади…. Я не понимаю их! Да, хе - хе - хе…
С этими словами Клоду еще крепче стянули руки веревками за спиной и вытащили из кареты.
Проходя темными мрачными коридорами дворца правосудия, еще не освещенными лучами утреннего солнца, Клод думал о своей судьбе и о словах Изабеллы:
- Судьбу возможно изменить… - говорила она.
"Если бы все было так, как ты говоришь, любовь моя… Если бы…"
- Итак, здесь Вы проведете ближайшую неделю… или две… - послышался голос Шармолю. -До свидания, господин Фролло!
Под смех королевского прокурора несчастного втолкнули в камеру, и он только успел услышать, как захлопнулся сзади тяжелый висячий замок.
Краски наступающего дня потухли, потекли бесчисленные минуты ожидания. Ожидания смерти.
В голове у Клода вертелась только одна мысль: "Господи, сделай так, чтобы она меня забыла, так ей будет лучше. Это мой позор, мое проклятие, а она должна быть счастлива на этой земле".
И внезапно, словно наяву в темноте прозвучал голос:
- Я никогда не смогу тебя забыть никогда…
(Автор с сочувствием покачал головой: "Да, глюки, ничего не поделаешь!")
Из глаз к Клода, незаметно даже для него самого потекли слезы. Они, словно раскаленная лава, обжигали сердце. (Сложный логический ряд: слезы… сердце…)
Время остановилось, как бы на видя, куда идти в темноте.

Через какое-то время Клод услышал шаги. (Счет времени он потерял давно, и это не прикол!) Дверь со страшным скрипом отворилась, и в темноту упал луч света, этот луч ослепил несчастного, привыкшего к темноте.
Когда он открыл глаза, то увидел перед собой тюремного надсмотрщика, который стоял и с любопытством рассматривал камеру и заключенного:
- А вы счастливчик! Не так долго до суда ждать, всего неделька осталась! - весело заговорил надсмотрщик, протягивая какую-то одежду заключенному. - Вам велено переодеться! Нельзя больше носить сутану, Вы все таки не священник. Права не имеете. Я вам фонарь оставлю, там масла все равно мало, скоро догорит. Счастливо оставаться!
Клод услышал как наглый надсмотрщик закрыл дверь.
Клод взял одежду: то оказались рубашка и брюки.
"И вот так закончиться жизнь бывшего священника, ученого, дворянина - подумал Клод. - Но я не жалею!)
метр Фролло переоделс и кинул ненавистную сутану в дальний угол. Уж слишком много несчастий она ему принесла. (Ага!) он снова сел на охапку соломы и даже не заметил, как потух фонарь и вокруг снова воцарилась тишина.

Неделя прошла, а вернее пролетела. Никто этого точно не знает. Нет света - нет времени!
Все это время Клод сидел и размышлял о смысле жизни, о своем незавидном положении - обо всем.
Он думал, что так и не успел оставить после себя никакого следа: ни детей, ни открытий в науке. С каждой минутой ему становилось все хуже. Мысли чернели. Наконец ему стало казаться, что все его предали: и его сестра и любовница - наука, и та девушка, которая, кажется, любила его, и которую он любил. Он остался совсем один, не скошенный колосок на осеннем поле. Клод уже не помнил, как жил до этого, что любил, что вообще происходило. Было тяжело и печально, а гробовая тишина темницы только способствовала этому. Изредка только открывался люк и заключенному кидали скудную еде. Вот и все! Однажды, когда узник вот так сидел и размышлял, снова послышались громкие звуки. Загремел замок, и в камеру ввалились те же солдаты, что вели несчастного сюда.
Клод сидел и тупо смотрел на них. Смотрел, как подняли его сутану, как вошел прокурор, как его подхватили и потащили к выходу.
Клод знал что его тащат, да-да, именно тащат на суд. Он знал, что там будет. Этой процедуре он не раз подвергал других, но вот теперь он сам. Он сам не паук, а муха в той паутине, которую сплел.
Через несколько минут Клод вошел в огромный, освещенный несколькими свечами зал. Народа, казалось, было так много, что заключенный почувствовал себя еще более одиноким. Он знал, что в этом зале нет ни одного простолюдина, горожанина. Кругом были священники и только в числе судей мелькали пестрые сюртуки светских заседателей и прокуроров. Сейчас Клод явственно представлял себе, что будет с ним, если он сейчас же во всем не сознается сам. Нет, он не доставит удовольствия этим паукам смотреть на его мучения. Нет никогда этому не бывать! Это было бы слишком! (А какая была бы картина!)
Несмотря на обилие людей стояла гробовая тишина. Слышалось даже биение собственного сердца. И эту тишину нарушил голос помощника прокурора:
- Мсье Фролло, прошу занять предназначенное вам место! - и указал на скамью, около которой стояли два (шкафоподобных) стражника.
Клод шел не опуская головы. Все было слишком, слишком хорошо знакомо. В какой-то момент ему даже стало интересно, с точки зрения эксперимента, побыть в роли заключенного, но и это чувство быстро прошло. Заключенный понял, что теперь он разбит и опустошен…
- Итак, начнем заседание суда! Пред вами, господа судьи, стоит бывший архидьякон Жозесский - Клод Фролло. Он обвиняется в преступной связи с цыганкой - колдуньей, колдовстве и нарушении законов святой церкви.
Здесь помощник прокурора сделал паузу и обвел глазами суровые лица собравшихся:
- Мсье Фролло, вы не имеете права на адвоката. Если вам есть что сказать достопочтенному суду, то мы выслушаем вас в конце нашего заседания. Прошу считать заседание открытым. Введите первого свидетеля злодеяний этого колдуна:
Клод с интересом посмотрел на маленькую неприметную дверцу, откуда обычно выводили свидетелей. Она с чудовищным скрипом отворилась и в зал вошел, этого не могло быть! В зал вошел Квазимодо.
Глупец, он был на седьмом небе от счастья. Что он скажет? Как его будут допрашивать? Он же глух!
Квазимодо подвели к библии, и тут заключенный понял, что доказать свою невинность ему не удастся. Квазимодо был смертельно обижен на своего приемного отца, да к тому же еще и глуп. Он подпишет Клоду смертельный приговор.
- Квазимодо, звонарь собора Парижской Богоматери, клянетесь ли вы говорить правду и только правду достопочтенному суду?
- Да, - послышался глухой и хриплый голос звонаря, положившего свою кривую уродливую руку на библию.
О, звонарь не провел все прошедшее время даром. Он научился читать по губам и теперь от него невозможно был что либо скрыть.
- Так говорите! - прервал помощника Шармолю.- Не медлите!
- Все началось тогда, когда я, ведомый нечистыми духами, спас колдунью от висельницы. О. Тогда я думал о ней иначе, да и сейчас преступные мысли о ней не покидают меня… - заговорил Квазимодо. - Эта девушка всего лишь жертва этого страшного колдуна и богоненавистника. Это он сделал меня глухим и уродливым! Это все он!
- Хорошо Квазимодо, дальше!
- Однажды ночью, разбуженный шумом, я проснулся. Этот демон хотел высосать дух из несчастной девушки. Он хотел ее убить! Но я, я Квазимодо, схватил негодяя и хотел его зарезать, как вдруг между нами, внезапно, возникла эта девушка. Словно сотворенная из воздуха, она крикнула, я понял это по ее губам. Она крикнула что любит его, что не может жить без этого чудовища, хотя недавно говорила всем, что ненавидит его. Этот демон заколдовал ее, чтобы спасти свою шкуру. (Без дураков нам скучно!)
- Спасибо Квазимодо, ты свободен!
- Разве вы не видите, что он лжет! Это грязная ложь!
- Подсудимый, сядьте, иначе вы присоедините к своему преступлению еще и буйство.
Железные руки стражников пригвоздили подсудимого к скамье.
- Подсудимый, успокойтесь! - подбадривал Шармолю. - Зачем так нервничать!? Вам еще дадут слово.
- Прошу ввести следующего свидетеля!
На этот раз в зале появилась пожилая, лет 60, женщина. Войдя, она погрозила заключенному, но судьи заметили это и неодобрительно покачали головами. Женщина убавила свой пыл и, подойдя к библии, поклялась:
- клянусь именем Господа нашего говорить только правду.
- Прошу вас начинать! - торжественно прервал ее прокурор. - какому злодеянию стали свидетелем вы?
- О, я видела очень многое! Каждый раз посещая церковь, я видела там девочку-послушницу. Девочка сидела ближе всех к алтарю и жадно внимала проповедям. (Здесь автор начал врать и не запинаться. Не, вы первую книгу читали?!) О, я видела, как это чудовище посмевшее назвать себя служителем господа нашего, соблазнял ее прямо в церкви. О, бедное дитя! Я так же видела, как он однажды видел ее из собора, а вернулся без нее. О, он наверняка убил эту невинную девочку! О, бедное дитя! - женщина зарыдала уткнувшись лицом в грязный фартук, то и дело доносились всхлипывания и причитания.
Свидетельницу увели.
Клод сидел спокойно. Он понимал, что никто из свидетелей не лжет. Просто каждый говорит. Просто каждый говорит то, что видел через призму своих собственных мыслей и страхов.
- Итак, подсудимый, вам требуются свидетели? Или вы признаетесь сами?! - монотонно выдал один из судей, лицо которого было скрыто под капюшоном. - Коллеги, вы сможете ознакомиться с вещественными доказательствами во время перерыва перед вынесением приговора!
- Вы обязаны сознаться. Факты слишком весомы! - заметил Шармолю.

Клод встал и в торжественной тишине ответил всем этим "черным капюшонам":
- Мне нечего сказать суду!
- Ну, господин Фролло, сознаетесь ли вы в преступлениях, в которых вас обвиняют?
- Да, я со всем согласен. Вы слышали: Я СОГЛАСЕН!
- Правда ли, что вы колдовали по ночам вы соборе, таким образом оскверняя храм Господень?
- Да!
- Правда ли, что вы выпили кровь той несчастной девушки?! (Вы определитесь: колдунья она или жертва! - автор недоумевает…)
- Да.
- Правда, ли, что вы продали душу дьяволу?!
- Да. Все, правда! (Соврал и глазом не моргнул. Дажентельмен!)
Судьи было обрадовались скорому завершению слушания, но многие были огорчены отсутствию пытки.
Клод же был доволен: он то знал, что его душа не запятнана никаким грехом, кроме этой лжи на суде, да его преступной любви, хотя я бы не назвала это таким смертным грехом… Судить не мне… Его так же радовало то, что он не потерял своей гордости (пошлости не будет!), и то, что эти звери не нашли Изабеллу. Да, она будет жить!
- Вы, метр Фролло, обвиняетесь во всех смертных грехах, и приговариваетесь к смерти! Вас сожгут на костре на Гревской площади перед толпой людей, оскорбленных вами! Ваш прах развеют над болотом. Вас повезут на телеге с завязанной головой, дабы никто не видел вашего лица. Вас исповедует тюремный священник. Другой участи вы не заслужили!

Глава 4.

Целыми днями Изабелла сидела у окна. Она чувствовала, что живет между сном и явью. Где-то посредине.
Однажды утором, сидя как всегда у окна, она заметила краешком глаза знакомое ей лицо. Изабелла выглянула в окно, и сердце ее радостно забилось, чувствуя близкую и долгожданную свободу. То был поэт Пьер Гренгуар, которого она давно, даже слишком давно не видела. Девушка вскочила с кресла и одним движением распахнула окно. (Каким движением - не скажу. Сами догадаетесь!)
- Пьер! - крикнула она, не помня себя от радости.
- Кто вы? Да, кто здесь?! - Гренгуар завертелся, как волчок.
- Я здесь! Подними голову!
- А, Сейла. Яс рад тебя видеть, но что ты здесь делаешь?!
- Я здесь (Фигней страдаю!) живу! Меня Клод, то есть метр Фролло, к родителям отправил. Сказал, что я в большой опасности, а здесь ничего не случиться…
- Верно, верно… Значит все правда! - задумчиво проговорил Гренгуар.
- Что ты там говоришь! Я не слышу! - Крикнула Изабелла.
- Я говорю, что кое-что вспомнил. Ну, ладненько, я побежал. Счастливо тебе оставаться! Мне уже пора…
- …
И поэт побежал по направлению к Гревской площади. Изабелла еще долго смотрела ему вслед. А потом в изнеможении опять опустилась в свое кресло и уставилась в распахнутое окно. Теперь ей казалось, что ее золотую клетку накрыли старым черным плащом. Она чувствовала, что нема, слепа…

Из этого краткого разговора Гренгуар понял, а точнее сложил воедино все, что было сейчас ему так необходимо. Действительно, только сегодня на рынки он услышал от торговок, что в соборе схватили какого-то колдуна. Они говорили, что он был страшен, как черт: глаза серный, сам бледнее смерти, нос крюком, да еще сам весь в черном - в общем ужас. Да, даже на суд не пускали, думали самого князя тьмы судят. И ходит слух, что этот колдун священником в соборе Богоматери служил.
Гренгуар не на шутку испугался и побежал в собор. Там, не найдя своего учителя он, подумал, что его схватили, и пошел на двор чудес, обдумывать план спасения. Да, только тогда поэт точно ничего не знал, в сущности ему ничего не было известно. По дороге он встретил Сейлу, простите Изабеллу. И только тогда он окончательно удостоверился, кто этот колдун, и почему на суд никого не пускали. Но раз так, то его будут жечь? Или вешать? Но когда?!
С такими мрачными мыслями Гренгуар шел, только куда, он сам давно 0абыл. Его мрачные мысли вели его сами, но он не знал куда. От этого забытья он очнулся только на Гревской площади.
"Что это я сюда пришел? Странно! - Пьер огляделся: как никогда мрачный собор закрывал своей тенью площадь, людей почти не было, только вокруг Роландовой башни, давно опустевшей, суетились какие-то люди, одетые во все черное. То и дело к ним подъезжала повозка с хворостом. Гренгуар подошел, и с любопытством начал наблюдать за их работой. - Для метра архидьякона костер кладут! - подумал Пьер и сам не поверил в свои мысли".
- Господа, кого жечь будут?! - осведомился любопытный поэт у рабочих.
- Нам никто не сказал! Но ходит слух, что жечь собираются то л колдуна, то ли колдунью, то ли священника непокорного! Ужас! Что твориться!
- И не говорите! А когда?
- Наверняка через неделю. Как раз все готово будет! Да, посмотреть бы…
Гренгуар молча побрел в сторону двора чудес.
"Бедный колдун. Да, так ему и надо. Поделом!" - и тут на поэта словно вылили ведро воды: "А ни это ли мой учитель - Архидьякон! Да, наверняка он! Да, все сходиться. Надо его спасать, да поскорее!!!" (Дошло наконец!!!)

Жизнь - штука несправедливая! Так считали все: и Клод Фролло, и Изабелла, и Эсмеральда, и даже Квазимодо. Но если Клод предпочитал покориться судьбе и смиренно ждать, то Изабелла признавала только борьбу и ничего друге.
Но, позволю дать отдых несчастному заключенному. Он и так много пережил за последние пол года. Думается, что ему надо побыть наедине с самим собой (Вас здесь не стояло!), тем более, что времени у него все меньше и меньше. Клод уже чувствовал холодное дыхание смерти у себя за спиной и считал ее неизбежной, да и что можно думать, оказавшись в такой ситуации как он?!
Я позволю обратить свой взор на Изабеллу. Вот уж действительно бедное дитя! Но по порядку!
- Мадмуазель!
- Да….
- Выберите себе наряд для вечернего торжества!
- Да… что… выбери сама…
- Как прикажете, мадмуазель! Я думаю вам пойдет это розовое… нет, лучше голубое, с аметистами… Нет, лучше это желтое, с бриллиантами. Оно такое хорошенькое!
- Все равно…
- И я вам сделаю прическу. О, вы будите выглядеть так нарядно!
- А…
Изабелла сидела одна, и на руках у нее лежал тот самый черный плащ, который принадлежал Клоду. Она смотрела на него и из глаз у нее, как бриллианты падали слезинки:
"Где он, что с ним?"
Опять служанки стали приставать со своими глупостями по поводу нарядов и украшений. Отобрали плащ… одели… причесали…
Изабелле давно уже было все равно. Ее ничего не радовало и не интересовало, если не считать ой мимолетной встречи с поэтом… (Тоска! L)
- Вас ждут! Мадмуазель, вас уже давно ждут! - как из-за ледяной стены раздался голос служанки.
- Да… я иду…
У двери ее ждал отец. Он был страшно доволен. Да и было чему радоваться, наконец то он выдаст эту непокорную, упрямую как ослицу, дочь замуж.
Под руку с отцом они спустились в огромный зал, где уже собралось множество людей. Обычное светское общество, мещане, дворяне… и кто там еще. Уж кого, а это Изабеллу не волновало. (Клода нет и чё здесь делать?!)
Кругом сверкали свечи, и на столах лежало море всевозможной снеди. (Банкет оплачен!) все были веселы, и, казалось, даже счастливы, или, позволю заметить, умело претворялись. А дамы о чем-то шептались, то и дело оборачиваясь на вошедшую девушку. Мужчины подходили, учтиво кланялись и целовали ее руку. "Общество Фальши, клетка с попугаями, которые возомнили себя орлами!" - подумалось Изабелле при виде всего этого псевдовеликолепия.
Отец подвел ее к столу и усадил по правую руку от себя. Она еще раз огляделась. Все гости замолкли, и все как один смотрели на нее и какого-то мужчину, сидящего рядом с ней.
Изабелла тоже стала его разглядывать с интересом патологоанатома, смотрящего на расчлененный труп, но он не замечал, поглощенный всеобщим вниманием. (Здесь я не шутила. Прекратите смеяться!!!)
Этот господин был высок ростом, широкоплеч. Его голубые глаза светились от счастья и удовольствия. Прямой нос выдавал в нем аристократическую особу, и действительно, одет он был в форму генерала королевской гвардии, что было очень почетно! В руках он нервно теребил шелковый платок.
Изабелле стало попросту противно сидеть с этим господином. Нет, он ничуть не походил на расчлененный труп, напротив, он был даже красив, и может быть умен, но, увы, мнение Изабеллы не совпадает с моим: "Еще один попугай… еще один Феб!"
- Господа - услышала Изабелла голос отца, который не спеша поднялся и поднял кубок. - Мы собрались здесь, дабы отметить свадьбу моей дочери Изабеллы и генерала королевской гвардии, всем вам хорошо знакомого - Жана де Пелетье. Встаньте дети мои!
Изабелла чуть не поперхнулась: этот попугай, старик, урод, глупец - ее будущий муж. Но девушка поднялась, с трудом подавив в себе желание выплеснуть содержимое кубка в лицо женишку.
За столом послышались радостные возгласы:
- За жениха и невесту! За молодых!
Изабелла стояла и с ужасом смотрела на весь этот глупый спектакль, но скрыться от него возможности не было!
Когда все немного утихли и сели снова на свои места, Жан встал и обратился к хозяевам и гостям:
- Господа, я бы хотел, в честь нашей помолвки, подарить моей невесте, о достоинствах которой слагают легенды, этот маленький сувенир. (а кто легенды слагает! Клод! Не смешите мои носки! J)
С этими словами он достал длинную тонкую коробочку и протянул ее Изабелле.
Девушка с поклоном приняла подарок, открыла коробочку и побледнела: внутри лежало белое лебяжье перо. Она вопросительно посмотрела не генерала и тот, поняв вопрос с радостью ответил:
- Я знаю, что для женщины ум - не самое первое качество, но я бы хотел вам доказать, что вам я дам свободу заниматься вашим любимым делом - СТИХОСДОЖЕНИЕМ! (Блин!)
Изабелле стало дурно. То ли от того, что корсет был слишком затянут, то ли от того, что в зале было душно, но голова начала кружиться.
"Стихосложение?! Подумать только, какой позор! Это низкое ремесло! И он еще смеет так говорить! Даже Клод не был обо мне такого низкого мнения. О, если бы он знал, как оскорбили меня и науку! Он еще узнает - стихосложение!
Отравлю, немедля! Уж этому меня Клод научил, а я хорошая ученица".
- Вы что-то мне сказали? - обратился Жан к невесте.
- Нет, нет! Я просто обожаю слагать стихи! Вы правы! - тихо и кротко ответила она, продумывая рецепт яда от которого смерь будет медленной неизбежной и мучительной!
Вечер тянулся ужасно долго. Жених не отходил от изабеллы ни на шаг. Оказалось, что умом он не блещет, да и танцевать не умеет.
От пестрых платьев, мелькавших в глазах, от множества свечей и танцующих людей стало душно и начала болеть голова. Весь вечер Изабелла просидела в кресле, а надоедливый Жан суетился вокруг нее, желая расположить к себе непокорную и неприступную невесту. Наивный, он не понимал, что уже успел ей безумно надоесть. Она допускала его к себе только из вежливости.
- О, изабелла, не хотели ли вы завтра со мной развлечься? Завтра будут кого-то жечь на Гревской площади и поверь, это будет забавно.
"О, только бы увидеть Клода, собор…"
- Да, пожалуй…
- Я приглашу с нами твоего отца! Зачем отказывать ему в развлечении?
- Все равно… - еле слышно проговорила она. - Все равно…
Остаток вечера тянулся так же долго. Похоже, что Изабелла и сама не поняла, что сегодня произошло.
Уже глубокой ночью, лежа в постели и смотрела в окно, на далекие звезды изабелла осознала, что больше ей не быть с Клодом. Рядом подушкой по прежнему лежал черный плащ, принадлежавший такому далекому и такому любимому человеку. Лишь этот плащ, как тонкая ниточка соединяла их души. Их сердца и души ,их умы и тела, их мысли и поступки.
Казалось, что темная осенняя ночь, как птица пролетела над городом, на мгновение задев небо своим огромным черным крылом.
Уже давно наступил ноябрь, становилось все холоднее. Улицы за ночь покрывались тонкой ледяной коркой, на деревьях уже не было листьев. Приближалась, довольно скучная пора. Солнце светило все реже из-за туч которые сплошным колпаком покрывали небо и чаще всего за окном лил скучный осенний дождь.

В день казни, которую с таким нетерпением ждал весь город, выдался солнечный но холодный день, что конечно странно для начала ноября. Уже с утра народ стал собираться, сначала на воскресную службу в собор, а потом и на казнь, которая должна была состояться здесь же, на Гревской площади. Воскресение - работы мало, можно и отдохнуть и неплохо повеселится, смотря на горе и страх других.
К сожалению ,природа человека такова, что нередко страх одного человека вызывает улыбку у другого. И так наверняка происходило с каждым. Да, в особенности это было не редкостью в средние века, когда при каждом удобном случае или "колдун" или "колдунья" попадали на костер или висельницу. Таково было время!
С самого утра Изабеллу наряжали причесывали, чтобы она выглядела достойной своего жениха. Надо заметить, что на этот раз ей было не все равно, что она наденет, как будет выглядеть. Она ведь идет на Гриевскую площадь и возможно там будет Клод, так надо не упасть в грязь лицом!
Девушка уже точно знала, что побег их этого ада не получится, но у девушки был только один план: отравить настырного жениха и таким образом остаться счастливой вдовой.
Наконец Изабелле сообщили, что ее ждут ее жених и отец, и что хорошо бы поторопиться.
Девушку усадили в карету, а по бокам сел отец и Жан. Изабелла с нетерпением ожидала увидеть собор, казнь ее совсем не волновала.
Доехав до площади, ее под обе руки довели до ложи. Видимо, казнили знатного человека, раз поставили ложу для высокопоставленных особ. Изабеллу же и ее "надсмотрщиков" усадили в первый ряд.
Площадь была залита последними лучами солнца. Эти лучи отражались в лужах, покрытыми льдом. Было довольно холодно и Изабелла сидела в бархатном зеленом платье, расшитом золотыми нитями. На плечах у нее была меховая накидка, но она все равно чувствовала, как холод пробирается по ее коже. (Мороз, крестьянин торжествуя на дровнях обновляет путь. Его лошадка, снег почую, плетется рысью, как нибудь, но это в России!)
Толпа все пребывала народ "наплывал", наконец на площади было видно только эшафот, на котором лежал хворост для костра.
Наконец толпа зашевелилась и начала расступаться, из одной из боковых улиц выехала открытая телега, запряженная черной кобылой. В телеге сидел человек в черных брюках и белой рубашке с расстегнутым воротом. На его голову был надет мешок, так что лица невозможно было увидеть. Его сопровождали два охранника одетые в форму церковных стражей. Лица у них были мрачные.
Изабелла молча и со страхом наблюдала за страшной процессией, идущий за телегой.
Заключенного ввели на эшафот, и над площадью пронесся голос королевского прокурора:
- Итак, господа горожане! Вот вы собрались здесь, чтобы развлечься, посмотреть на казнь этого несчастного… или несчастной… (Глюконутый! В те времена женщины брюк не носили!)
Из толпы вырвались громкие возгласы, разобрать которые было довольно трудно.
-Но вам конечно интересно, кто этот человек, чей прах скоро развеет ветер над Монфаконом, кто уже никогда не принесет несчастье городу и его жителям своими коварными кознями, кто уже никогда не сможет пугать своей тенью благочестивых парижанок. Вам хочется знать, кто он?! Кто даже не достоин исповеди.
- Да! Да! Не тяни, говори же! - гудела толпа.
- Он перед вами! После святого церковного суда мы передаем его на ваш суд, суд города!
Изабелла взглянула на узника и побелела. Она увидела, как с заключенного сняли мешок, и перед толпой стоял в распахнутой рубашке, униженный, но не сломленный, с гордо поднятой головой, единственный дорогой ей человек.
Изабелла вскрикнула, и Клод устремил свой взгляд на нее. И без того бледный, сейчас он стал похож на мраморную статую.
Изабелла не видела его глаз, она видела лишь то, как ветер трепал его волосы, напускал холод в его распахнутую рубашку. Пред всеми стоял преступник, согрешивший перед богом и людьми священник. Она на могла говорить. Словно лишилась дара речи.
Перед глазами все потемнело, как ночью, и сквозь эту темноту она видела лишь его. (Мотор, капера, свет… поехали!) Нет, не такого, как его раньше знали все. Не холодного, бесчувственного, непоколебимого как башни собора архидьякона собора Парижской Богоматери она любила. (Воздержусь без комментариев!) Она любила человека, человека из плоти и крови (и 4 видов ткани: эпителиальной, соединительной, костной и нервной) - Клода Фролло. Для нее он был совсем другим. Она знала его нежным, заботливым внимательным. Их разделяла только эта сутана, (вам интересно мое мнение на счет сутаны?!) но как часто по утрам, или по вечерам в лаборатории она видела его таким, каким видит сейчас толпа. Сейчас она отдала бы все, чтобы умереть в его объятиях!
Но между ними, словно живое море, бурлила толпа. Да, он тоже узнал ее и только теперь по настоящему испугался. Нет, не за себя, за нее, за ее жизнь. Зачем она здесь?! Зачем…
Она вспоминала его поцелуи, вкус его губ на своих, прикосновения его рук к своему телу. (Хороший освежитель дыхания - секрет успеха!) Никто и никогда не целовал ее так, и никогда не будет! (Факт!) У нее защемило сердце.( Козлы, что стоите, не видите, человеку плохо! Быстро, вторая группа крови, дифибрилятор, разряд….) Внезапно, она словно пришла в себя, и слезы хлынули из ее глаз, пробивая бороздки на ее напудренном личике.
Как во сне, не помня себя, она перепрыгнула через ограду, на замечая пышных и тяжелых юбок, и побежала к нему:
"Пусть меня сожгут вместе с ним. Пусть! Я не хочу жить одна. Нет!" - Думала она.
Клод с ужасом в глазах смотрел на нее.
Даже эта враждебная толпа расступалась, пропуская ее вперед. Она так спешила, что не заметила острый камень, оступилась и упала. До страшного эшафота оставалось меньше метра. (На глазок, так не определишь…)
Клод был так близко, но в то же время так далеко. Их разделили невидимая стена.
Изабелла лежала на каменной мостовой, пыталась подняться, но не могла. Тело пронизывала боль, но не физическая, а душевная, ее плечи сотрясались от беззвучных рыданий. (На лицо маниакальный психоз, помешательство… - сказал соседу молодой психиатр, стоявший в толпе.)
"Что она делает?!" Клод видел, как она хотела подбежать к нему, но вдруг споткнулась об острый камень и упала на землю. Сзади к ней подлетели ее отец и какой-то генерал и пытались, оттащит ее от эшафота. Она же отчаянно хваталась рукам за камни. По лицу текли слезы.
"О, нет, ее руки, что она делает?!" Все руки были изодраны о грязные камни, и сквозь ранки сочилась алая (Видимо артериальная) кровь. Все лицо было перепачкано грязью и кровью и по нему текли слезы.
Генерал подхватил ее на руки и потащил по направлению к карете. Изабелла изо всех сил сопротивлялась, била его своими слабыми рукам, умоляла отпустить, дат ей спокойно умереть, но тщетно.
Клод смотрел, не понимая, что она делает, а вернее ему хотелось так думать. В нем боролись две стихии: лед и пламя, разум и чувства.
"Мне не дали с ней даже попрощаться!" - говорило его сердце.
"Так для нас обоих лучше" - вторил разум.
Но когда девушка оказалась так близко, голос разума замолчал, забылось все, теперь в нем говорили только чувства. Ему так хотелось последний раз прижать ее к себе, заглянуть в ее бездонные зеленые глаза, чтобы она простила егоза все и поняла. Ему хотелось успокоить ее, сказать такие слова, чтобы она смогла дальше жить без него (Эгоист!), но таких слов не было.
Ему было страшно, но не смерти он боялся. Он боялся за нее, за ее жизнь. Ему было необходимо, чтобы она была счастлива, чтобы он смог забрать всю ее боль с собой, на этот костер.
Но Клод ничего не мог сделать. Руки его были связаны, да и она была уже слишком далеко. Даже кричать не было смысла, слишком шумела толпа, она бы все равно ничего не услышала. (А тут как на зло еще и голос сел!)
Было уже слишком поздно. Сена огня закрыла человека, бывшего священника.
По толпе пробежал ропот ужаса.
Все кончено, спастись было невозможно.
Изабелла билась в истерике, пока ее спешно увозили домой. Она обвиняла во всем отца и ненавистного жениха такими словами, какими торговки на рынках не ругаются. (Где она всего этого на бралась)
Людвиг де Лавуазье был напуган и недоумевал, что такого мог сделать этот несчастный священник, что его сожгли на костре? И что случилось с его дочерью? И что собственно происходит?! (Нет, я конечно догадываюсь, но хотелось бы уточнить!) он только хорошо осознавал, что дочь надо спасать, увозить из Парижа, иначе, позора ему не избежать. А через 3 месяца уже и свадьба. Хорошо!
С такими мыслями господин де Лавуазье влетел в дом и отдал распоряжение, что надо запрягать карету.
Они отправляются в Реймс.
Там есть дом, в котором, в котором пока и поживет его дочь и жених, ничего не случиться.
Изабелла, когда ее выпустили из кареты влетела в комнату, схватила плащ и разрыдалась. (подарок должен быть с твоим характером! Тряпка, ой спасибо!!!)
"за что мне такие мученья?! Почему именно он?!" - Она плакала, но легче от этого не становилось.

Глава 5

Клод очнулся в маленькой комнате, обставленной более чем скромно. Он лежал на жесткой кровати и чувствовал, что он хочет есть.
"а окном уж чересчур шумно, значит это не монастырь! - думал Клод. - А может, быть я уже умер?!"
Клод попытался встать, но не смог. Дикая боль сковала его и он не мог пошевелить ни ногами, ни телом. Он осмотрел свое тело и тут же все понял, понял что не на небесах, а на земле, и вообще чудом остался жив.
Его ноги были покрыты ожогами, но не такими сильными и ходить он через какое-то время сможет. На груди и на животе тоже были ожоги, но не такие сильные. Но, почему его никто не перебинтовал, да и вообще, где все.
С такими мрачными мыслями Клод пролежал еще несколько минут, но потом услышал звук отворяющейся двери и обернулся.
В дверном проеме стоял Гренгуар крайне довольный собой:
- О, вы уже проснулись, учитель? Как ваше самочувствие?
- Спасибо, нормально, но меня надо перебинтовать и где-то достать мазь от ожогов. Как ты сразу не догадался. Я же тебя учил!
- Простите учитель, но я не хотел вас беспокоить. Вам же требовался отдых.
- Кстати, Пьер где я, и как я здесь оказался?!
- Все очень просто я и мои друзья бродяги с большим трудом вытащили вас из огня. Мне пришлось их долго уговаривать, они не хотели соглашаться на эту авантюру, зная ваше отношение к бродягам, но ради Изабеллы они были готовы на все.
- Да… да. Прошу, оставь меня одного. Мне надо подумать.
- Да.
Пьер удалился и еще несколько минут за дверью были слышны голоса, его и Эсмеральды, если это была она… или Изабеллы?!
- Как он себя чувствует?!
- Да ничего, вроде жив!
- А с ней что?
- Ее увезли, а куда - неизвестно!
- Говорят. У нее жених генерал!
- Ты же знаешь, что мне ничего не известно, лучше принеси бинты и мазь.
- Хорошо, тебе виднее. Но зачем мы должны спасать это чудовище?
- Во первых, это мой учитель, а во вторых, подумай об Изабелле.
- О дочке ювелира… J
- Прекрати!
- Хорошо…L
Клод остался один в тишине комнаты. За окном лил дождь и уже давно стало темно, но по прежнему за окном было оживленно и шумно. Клод не хотел замечать этого.
"Так значит, меня спасли! О, Боже, что тогда произошло?!"
Перед его взором предстало то, что произошло перед тем, как он потерял сознание. Он как -будто снова видел ее глаза, полные страха и отчаяния, ее слезы и ее руки - все в крови и слезах.
"О, а как она была одета! Столь прекрасна и столь несчастна. Я никогда не видел девушки прекраснее!"
Кажется, он помнил все: каждую бусинку, каждую ленточку на ее изумрудно-зеленом платье.
"Но судьба, нам не суждено быть вместе. Будь она рядом, я бы предложил ей вою жизнь руку и сердце. Она никогда не выйдет за меня! Я же беден, как церковная крыса. О, я несчастный!"
глубоко в душе он надеялся, что она по прежнему любит его, и он согласен на любые испытания, лишь бы она была рядом. Он очень боялся, что она изменилась. Но сейчас, видя себя больного, слабого и растерзанного, он больше всего боялся того, что увидев его, Изабелла поймет, что он ей не пара, что для нее лучше этот генерал, которого она наверняка любит. Он богат, красив… А Клод… Да, она просто испугается… (Дурачок, не учел многих факторов и особенностей характера Изабеллы.) неожиданно даже для самого себя Клод заплакал. Он чувствовал, что если сейчас же не возьмет себя в руки, то совсем перестанет быть мужчиной. (Для людей с богатым воображением: не в том смысле, в котором вы подумали. В психологическом, а не в смысле ориентации! L)
С такими мыслями он пролежал до вечера. Приходили Эсмеральда и Гренгуар, чтобы перебинтовать его раны. О, он видел лицо Эсмеральды, которую некогда так любил… Он видел, с каким отвращением смотрела она не него, и быть может, с таким же отвращением смотрела бы на него и Изабелла. Но он должен быть сильным и не поддаваться чувствам!
Двор чудес затих. Наступила ночь! Снег или дождь все продолжал падать на камни мостовой. Париж спал.
Клод тоже уснул в своей комнате, о его грустные мысли продолжали его мучить. Спал он неспокойно. (Делаю вывод: не выспится!) Эти мысли терзали его разодранную в клочья душу. Он переживал все последние события словно наяву: казнь, огонь, суд, безумство, Изабелла. И то, что по его мнению с ним произойдет: ее лед, его признания, ее отказ, ее свадьба с генералом, в то время, как он готов отдать весь мир и свою жизнь, взамен на ее улыбку. (Э, товарищи, да у него крыша едет! Что он из Изабеллы, чудовище делает. Видимо, когда его спасали, то ударили головой обо что-то!!)
Клод то посыпался, то что-то бормотал во сне то вздрагивал. Его сон был, как сон больного. (Психически) Он и сам не мог раньше представить, что может так страдать, переживать, мучиться, ревновать.
Наступило утро, такое же хмурое и унылое, как и вчерашний день. Клод проснулся с мыслью, что, когда выздоровеет, то обязательно найдет изабеллу и узнает от нее все сам. Жизнь научила его не верить своим домыслам. Бреду больного ума. Он должен услышать все от нее самой, как бы больно это ни было. С этой мыслью ему было легче свыкнуться.
Он даже не заметил ,как вошла Эсмеральда:
- Вы уже проснулись, святой отец, должно быть вы хотите есть?! - с трудом, через страх и отвращение выговорила она.
- Нет, спасибо… - ответил Клод и отвернулся, чтобы она не видела его страданий. Девушка очень напоминала ему Изабеллу. - И не называй меня святым отцом, ты же знаешь, что это не так. Называй меня просто Клод. В общем, как хочешь….
- Почему вы меня избегаете. Я вас больше не боюсь.
- Не ври!
- Да, вы правы…
- Ты боишься меня так же, как и боялась, и еще ненавидишь за то, что я пытался убить твоего Феба... Давняя история…
- Феб жив, я его видела, он женился недавно…
- Да я тоже это знаю. (А не он ли их венчал?!) Ты видишь, как мне плохо без нее. А ты мне ее очень напоминаешь и мои страдания становятся сильнее! Пожалуйста, уйди!
- Вы ее действительно любите? (А ты что думала?! Во дура!!!)
- Да, люблю и буду любить всю жизнь. Так что можешь быть спокойна, ты мне безразлична… я не хочу об этом говорить, да тем более с тобой. Уйди!
Эсмеральда села рядом с его постелью и тронула за плече, чтобы тот повернулся. (Издевается!)
- Я просил тебя… но ты неумолима. Каждое твое движение напоминает мне о ней. Каждое…
- Вот теперь вы понимаете, как я страдала без моего Феба. Теперь вы понимаете, что значит любить, и страдать…
- Уйди!!!
- Хорошо, теперь я уйду!
Клод услышал, как захлопнулась дверь и затих стук каблучков.
Он снова погрузился в свои скорбные мысли: "О, вот Эсмеральда, которую я когда-то так любил, теперь она близка и доступна! Нет никогда! Я останусь верен своей мечте, быт может, я все таки смогу найти Изабеллу. (во всяком случае постараюсь!) я никогда не смогу забыть ее объятий, даривших мне неземное блаженство… О, пресвятая Дева, позволь мне хоть на минутку взглянуть на нее, обнять, дохнуть аромат е волос…(ромашковый отвар - средство просто супер, а главное - без консервантов) Даже бог не услышит меня. О, я несчастен!
Клод лежал глядя в окно. Он жил лишь одними воспоминаниями. Его взор был замутнен, и он думал лишь о том, что ему было бы легче, если бы он умер, и уже не знал бы этих страданий на том свете. ( Размечтался!)
- Метр Фролло! Учитель! Вам плохо?! Отзовитесь? - пробудил его от мрачных мыслей голос Гренгуара.
- Да, да, я жив, что случилось?!
- О, вы так бледны, я так испугался за вас, это из-за нее? Да?
- Да. L
- Понимаю… Тоже самое было с Эсмеральдой, когда Изабелла вытащила ее из подземелья. О, как она страдала!
- Не говори мне об этом!
- Ладно. Жаль, что я ничем не могу вам помочь. Изабеллу еще дня два назад увезли, кажется в Реймс. И когда она вернется, да вернется ли вообще неизвестно!
- Ты говорил с ней? Что она сказала?
- О, я говорил с ней совсем недолго! Она спрашивала о вас. Она была так бледна, а ее глаза, если бы не пудра, то она была бы похожа не привидение. Девочка так страдает без вас, учитель! Она вас любит!
- Если б она знала, как люблю ее я! Лучше б я умер!
- Не говорите так! Вот увидите, вы еще будите стоять вместе с ней перед алтарем на вашей свадьбе!
- И именно теперь, когда это возможно, мы так далеко друг от друга. Пьер, она же думает, что я мертв… Даля нее я умер!!! Что-то я разговорился. Позови, будь добр, кого нибудь. Не хочу оставаться один.
- Да, конечно, но я пришел, чтобы сказать, что один человек желает с вами переговорить,
- Кто это?
- Он велел не говорить!
- Тогда не сиди здесь пнем, а позови его!
- Как скажите…
Клод снова отвернулся к стене и подумал, что неплохо бы вздремнуть часок другой. Решил, что после этого визита обязательно отдохнет. Без любимого дела - науки, он был слишком измотан от скуки. (Думать вредно - все это знаю, но всегда делают наоборот!) слишком долго мучили его тяжелые мысли.
Наконец Клод услышал глухие тяжелые шаги и повернулся. То, что он увидел перед собой, было невозможно описать даже самыми красноречивыми словами, которые так любили поэты.
Перед Клодом в молчании стоял Квазимодо, а чуть поодаль - Эсмеральда.
- Ты? - дальше разговор шел в виде жестов. - Как ты посмел здесь появиться….
- Мой господин, я совершил чудовищную ошибку и молю вас о прощении! Умоляю! - Квазимодо опустился на колени перед кроватью, на которой лежал Клод. - О, я сам не ведал, что творил. Я думал что там… тогда была Эсмеральда, но она мне все рассказала. - Горбун указал рукой на стоящую у двери девушку. - И я понял, что чуть не убил вас! О, мой господин, простите меня!!!!!!
- Из-за тебя, Квазимодо… из-за тебя… - дальше Клод говорить уже не смог. Он хотел сказать, что из-за Квазимодо потерял самую любимую, самую-самую женщину на свете. Но он не смог. Его глаза заблестели от слез в свете тусклой лампы, и Клод поспешно отвернулся, чтобы никто этих слез не видел. - Уйди! Ты прощен! Видишь, я прощаю тебя…. Прощаю тебе все!
Эсмеральда стояла и в ужасе наблюдала за этой картиной Она больше не боялась Клода, но из друга его не считала.
Но в эту минуту ей стало жаль и Изабеллу, и Клода - этих двоих, так бессовестно разлученных судьбой. Но ни она, никто, к сожалению не мог помочь.
- Господин Фролло! - начала она.- Вы должны быть сильным. Вы же мужчина. Никогда вы не позволяли себе такого! Что случилось, я не узнаю в вас прежнюю холодность!!
Она не успела договорить, как услышала хриплый и глухой голос Фролло. (Так он обычно говорил, когда хотел, чтобы от него отстали!)
Я никогда не был камнем. Слышишь, никогда. Ты слишком похожа не Изабеллу, чтобы я смог смотреть на тебя спокойно… слишком… уйди. Уйдите оба Не мучайте меня!
"А ведь эта девочка, эта цыганка права! Никогда себе больше такого не позволю! Никогда!" - подумал Клод и не заметил, как задремал.
Ему снились чудные сны, будто он на балу в королевской ризиденицие. Его сопровождает Изабелла… (и так далее, и таму подобное! Скучно и не интерес но!)
Вдруг он услышал странно знакомые голоса.
- Пьер, подойди сюда и посмотри! Только тихо. Он спит, как младенец!
Клод проснулся и подскочил, как ошпаренный:
- Кто спит, как младенец?!
У его кровати сидела Эсмеральда и наблюдала за ним.
- Что ты здесь делаешь?! - в негодовании воскликнул господин Фролло.
- Я за вами наблюдаю! - хихикнула Эсмеральда.
- Почему?
- Я принесла вам еду, и увидела, как мило вы улыбались во сне. Да, никакое вы не чудовище. Изабелла полюбила вас, и теперь я знаю за что! - снова засмеялась Эсмеральда и выбежала из комнаты.
- А что собственно произошло?! (Спать меньше надо!)

Здоровье Клода Фролло постепенно улучшалось. Через две недели он уже смог ходить, а через месяц выл совсем здоров. Но грусть не покидала его глаз. Когда -то строгие карие глаза теперь смотрели на мир потухшими огоньками. Он обежал весь Париж. Много раз бывал у дома королевского ювелира, надеясь встретить ее, но Изабеллы нигде не было. Она как будто испарилась! Что же произошло в это время с ней, что она делала, о чем думала?!

"О, Реймс, здесь пошло мое детство, но я не могу думать не о ком, кроме Клода. В каждом звука мне чудиться его голос, в каждой священнической расе - он. О. Это безумство! Я же должна выйти замуж за этого генерала, за него, то пусть так, так тому и быть. Да, во имя моей любви я всю жизнь буду носить траур и никто не заставит его меня снять… разве что свадьба…" - так думала Изабелла, проезжая по узким улочкам маленького городка не далеко от Парижа. Перед ней в карете сидел ее жених и глупо улыбался. Он просто не знал, о чем с ней разговаривать. Каждую его попытку заговорить она присекала в корню. Каждая его попытка расположить ее к себе ударялась будто о стену, крепче которой не было на земле.. А его, Жана де Пелетье, не игнорировала так еще ни одна женщина. И эта неприступность, холодная красота завораживали его и пугали. Он поклялся любой ценой затащить непокорную под венец и сделать своей до конца жизни. Он неистово желал это создание, но не знал каким способом его заполучить, и теперь эта поездка в Реймс на неопределенный срок, а вернее на 3 месяца, давала ему свободу. Ее некому защитить. Рядом нет ни отца, ни знакомых слуг. Жан был уверен, что в скором времени она окажется в его объятиях, в его постели страстная, нежная. (Я воздержусь и не буду комментировать слова этого идиота!)
Изабелла же мечтала совсем о другом. Ей представлялось, что она стоит у г8роба Жана, и, уткнувшись в носовой платой, смеется, а все думают, что она безутешна по своему, безвременно ушедшему мужу. А потом она всю жизнь посветит науке, этой ниточке, которая связывает ее и Клода. И никаких детей от этого идиота! Никогда!
- О, дорогая моя, я вижу, как ты рада, что мы наконец то останемся вдвоем! - взяв ее за руку начал Жан. - Твоя улыбка сводит меня с ума!
Изабелла и сама не заметила, что думая о его смерти, сменила каменное лицо на мягкую улыбку.
- Держите свои руки при себе, ваше сиятельство! - неожиданно зло ответила она. - Иначе ваша жизнь будет под угрозой!
Последнюю фразу он выкрикнула в пылу злобы, но Жан, похоже воспринял ее не серьезно и продолжал издеваться:
- О, вы так смелы! Так позвольте же вознаградить ваз одним поцелуем за вашу смелость! -и его губы приблизились к ее лицу, но вдруг его физиономия исказилась и из горла вырвался страшный вопль. (Так ему и надо! Автор хотела бы вообще его кастрировать, о к сожалению еще не выучилась на хирурга. J)
- Да что ты творишь?! О, какая боль! - по его шелковому рукаву струилась кровь из раны на плече, а Изабелла недобро усмехалась, поигрывая серебряным кинжалом, который до этого момента держал е непослушные волосы, которые теперь рассыпались блестящей волной по ее плечам. Да, в гневе она была еще прекраснее!
- У каждой киски есть коготки, и каждая женщина способна отомстить за смерть своего любимого, так что помни это и держись от меня подальше! (Бесплатный совет!) - тихо, но твердо произнесла она, и блестящий серебряный кинжал, блеснув на солнце, врезался в стенку караты прямо рядом с головой испуганного Жана.
Дорогу до дома они ехали молча, и господин де Пелетье даже не пытался возобновить свои попытки усмирить строптивую невесту. Он просто боялся за свою жизнь. Но Изабелла и дальше собиралась только пугать его своими опасными игрушками. Она не хотела попасть на висельницу за убийство, ей надо жить ради Клода, ради их ребенка, которого она носит под сердцем (а точнее где-то ближе к кишечнику…), вот уже месяц. Она будет жить ради маленького Клода, которого уже любит почти так же сильно, как и его отца, которого сыну, увы, не суждено увидеть. При таких мыслях у Изабеллы на глаза навернулись слезы, но она мужественно подавила в себе желание заплакать. Нет, она должна быть сильной, сильнее всех. Она должна думать о сыне (или дочери…J) Клода.
Карета остановилась у лестницы, ведущей в огромный трехэтажный дом. Лакей открыл дверцу и подал руку Изабелле. Та оперлась на нее и легко спустилась по неудобным ступенькам.
Вот и дом! Наконец то Изабелла здесь и сможет немного отдохнуть от потрясений и несчастий, да и вообще, событий, которыми ее наградил Париж. Огромный холл блестел позолотой в лучах заходящего солнца. Все уже давно было готово к приезду хозяев, и дом только ждал, когда же вернется его госпожа, которую он так давно, слишком давно не видел. Стук каблуков гулко отдавался в стенах этого дома, звуки шагов заблудившейся души.
- Госпожа де Лавуазье? -услышала она странный, но такой знакомый голос.
- Да, - обернулась Изабелла и увидела старого дворецкого, которого знала еще с детства, Он никогда не разрешал бегать ей по огромным залам и таскать пироженные с кухни, но, зато покрывал ее увлечение наукой и даже помог обустроить тайник в библиотеке. Этот человек никогда не выдавал ее тайн и не считал, в отличие от любого другого человека того времени, свою госпожу колдуньей. Он был уверен, что жизнь, природа, гораздо сложнее, чем это представляет церковь, и что природа хранит в себе еще множество тайн и загадок, узнать которые стараются многие.
- О, Эркюл, как мы долго не виделись? Как здесь дела, как твое здоровье?
- Спасибо, мадмуазель, все хорошо, но что с вами? Вы так грустны и бледны! В Париже что-то случилось?!
- О, нет, мой дорогой Эркюл. Париж процветает и со мной тоже все в порядке. Это просто пудра.
- Вам меня не обмануть, моя госпожа. Я вижу, что вам плохо без любимого человека. Уж меня вам не обмануть, но я буду молчать. Обещаю!
- Спасибо тебе, Эркюл, Ты как всегда прав, но я не хочу об этом говорить!
- Да, да мадмуазель. Давайте я вам покажу ваши покои! - тихо обратился к госпоже дворецкий, а потом добавил еще тише. -Все ваши книги и работы уже там, в тайнике за кроватью.
- Огромное тебе спасибо! Сто бы я без тебя делала, мой друг!
- Не знаю госпожа… на знаю…
Изабелла поднялась по широкой мраморной лестнице на второй этаж, где раньше находилась е детская, а теперь и комната, где ее поселят в этот раз.
Все было по старому, и Изабелла заперлась в своей комнате. Было невыносимо скучно, и как то приторно сладко. Спускаясь иногда к ужино она одевалась во все черное, таким образом выполняя данное самой себе обещание. Вся роскошь, блеск, богатство на могли заставить ее думать по другому. Она совсем не обращала внимания на своего жениха, который с недавних пор возобновил попытки добиться любви будущей жены. Но все тщетно.
Так прошел месяц или два. В Реймсе было по прежнему тихо и спокойно. ( Иногда вешали ведьм, колдунов… а так - тишина…) Всем казалось, что Изабелла давно смирилась со своей участью, и что вскоре ее без особых проблем выдадут замуж. Во всяком случае так считал ее жених. Ее же мнение никого не интересовало.



Глава 6.

Клод был разбит, разрушен, уничтожен. Разлука с Изабеллой была для него хуже, чем любая пытка, чем казнь.
Однажды, вот так гуляя по городу, а точнее идя как в бреду и не замечая ничего перед собой, Клод дошел до Гриевской площади. Он посмотрел на огромный собор и испугался. Он испугался всего того, что произошло с ним в этом соборе. Этих воспоминаний, что с ним связаны.
Не чувствуя под собой земли он зашел в храм и сел на узкую скамейку рядом с каким-то мсье. Он сидел и задумчиво наблюдал за игрой света утреннего солнца в пестрых витражах. Он вспомнил, как в первый раз увидел здесь Изабеллу. Он как будто тонул в ее глазах и не молил о пощаде.
- Простите!
Клод обернулся.
- О. Я кажется напугал вас, господин Клод Фролло! - сказал мсье, сидевший рядом.
- Я мертв. Для всех мертв, коме нее…
- О, вам меня не обмануть. Да, ваша жизнь останется в тайне. Обещаю! - вкрадчиво начал незнакомец.
- Мсье, представьтесь сначала, а потом говорите, что вам от меня нужно. - нервно перебил его Клод.
- Ах, да! Меня зовут Луи де Жермен. Я королевский советник.
- Еще один… - хмыкнул Клод. Слово "королевский" начинало его бесить, затем он спросил громче. -итак, как вы узнали, что я жив, и что вам от меня нужно?
- Как я узнал, что вы живы, останется моей тайной. Я изложу вам суть моего предложения: умер королевский астролог, и, я думаю, что вы сами понимаете, что найти достойного человека довольно трудно. Я долго ломал голову над этой проблемной. Кандидатур много, о они все слишком слабы в этой науке. И тут я узнал, что вы чудом остались в Живых. Предлагаю вам быть астрологом при дворе. Не отказывайтесь. Я предлагаю вам доим, в предместье Парижа и вам будут хорошо платить. Вы слишком нужны своей стране! Подумайте, я вас не тороплю.
- Сначала моя страна меня убивает, потом воскрешает! - с иронией заметил Клод. -ладно, я согласен.
- Отлично, завтра же мы встретимся здесь снова и вас отвезут в ваш дом. Да, кстати я осведомлен о вашей любви к госпоже де Лавуазье. Разумеется к Изабелле. Если король позволит, то ее свадьбу с генералом отменят и мы устроим свадьбу вам!
- Да….
Клод думал о том, что терять ему все равно нечего. Если он богат, то так тому и быть. Он жениться на изабелле и будет счастлив. (Не спрашивайте меня. Я сама не знаю ничего, но это точно не ловушка!)

Прошло время. Изабелла приехала в Париж и занялась приготовлениями к свадьбе. Портнихи шили ей платье. Люди суетились вокруг нее, и каждая ее прихоть была исполнена.
Не забывала она и о ребенке. Живота пока не было видно, и она была этому несказанно рада.
До свадьбы оставались считанные дни и девушка все больше волновалась. С трудом ей удалось упросить отца устроить ей венчание в Соборе Парижской Богоматери. Ей хотелось верить, что она все же сможет каким-то чудом убежать и будет свободной.

День настал. Февраль выдался необычайно теплым. Солнце ярко светило и все было такое праздничное.
К свадьбе собор украсили, а дом семейства де Лавуазье сверкал и блестел. Кругом были цветы, живые, привезенные из южных районов страны. Карета для невесты была запряжена белыми лошадьми. Все были необычайно рады. Отец так и сиял от счастья. (Как медный пятак!) Только изабелла грустила с самого утра. Ее одели в шелковое платье, расшитое самым дорогим жемчугом. Волосы были уложены в сложную прическу и тоже украшены жемчужными нитями. Вся она была как легкая белая снежинка.
Весь остальной день пролетел перед ее глазами, как лента ярких картиной, запомнить которые было невозможно.
Ее усадили в золоченую карету и повезли снова тута же, где казнили Клода. Но на этот раз это была не казнь, а венчание, что равносильно.
И вот карета остановилась у главного портала Собора парижской Богоматери. На улице уже собралась толпа любопытных, желавших поглазеть на богатую невесту. Очевидно, что все гости были уже давно внутри и ждали только ее появления.
Изабелла вышла из кареты и толпа встретила ее с восторгом. Под ноги ей кидали лепестки белых роз. Были слышны шепот женщин, очарованных ее платьем. Но девушка шла, будто на казнь. Рядом, как конвойнер вел ее отец, который не собирался выпускать ее до самой церемонии.
До отрешенного сознания изабеллы донеслись звуки колоколов. Они звонили, как издалека, предвещая гибель молодой души, по крайней мере так казалось ей самой. Для остальных это было сигналом к началам торжеств.
В храм, празднично задраперовный белым и украшенный белыми розами, Изабеллу ввели под гром аплодисментов толпы. Путь до алтаря, у которого уже ждал разряженный жених, и священник в белых одеждах показался ей вечностью. Все смотрели на нее и ей были противны эти взгляды. Все здесь ей было знакомо до боли. Уж очень много времени она здесь провела.
На алтаре горели свечи и через витражи проникал солнечный свет. Храм казался легким, праздничным.
- Итак, - начал священник. - Мы собрались здесь, чтобы соединить узами брака, перед лицом господа нашего, рабу божью Изабеллу де ля Лючия де Лавуазье и Жана Батиста Арне де Пелетье.
Заиграл орган и его гулкие звуки только ухутьшели и без того скверное настроение Изабеллы.
- Согласны ли вы, господин де Пелетье, связать свою жизнь с мадмуазель изабеллой и оставаться верным ей душой и телом до конца жизни, в горе и радости, пока смерь не разлучит вас.
- Да, я согласен! - генерал взглянул на невесту и улыбнулся. (Ему не дорого жизнь!)
- А вы, мадмуазель Изабелла? Согласны ли вы посвятить свою жизнь господину де Пелетье, и быть верной ему, любить и уважать его пока смерть не разлучит вас.
Мучительно хотелось ответит "Нет", и прибавить еще перу нецензурных фраз, но пришлось, после непродолжительного раздумья ответить:
-Да…
- Ест в зале люди, которые были бы против этого брака!
Это был единственный шанс спасения, но никто ничего не сказал. Прошла почти минута и…
- Стойте! Остановите церемонию! - в двери храма вбежали два охранника королевской гвардии. - Именем Французской короны, эта свадьба объявляется незаконной!!!
Они буквально подлетели к Изабелле, подхватили ее на руки и понесли вон из храма. Изабелла так испугалась, что моментально шлепнулась в обморок.
События дальше развивались молниеносно.
Гости пытались остановить стражей.
Жених орал, что они должны ему подчинятся и вернуть невесту, что он будет жаловаться королю.
Стражники лишь молча расталкивали толпу и продвигались к выходу. Вдруг сзади к ним подлетел генерал и закричал, что если они не подчинстся ему то он убьет их, при этом генерал вытащил шпагу. Одному из стражей пришлось последовать его примеру, другой же продолжал продвигаться к выходу. Завязалась драка, Несчастному стражнику пришлось отступать, но стражники успели вынести невесту из церкви и отдать человеку в карета, вскочить на лошадей. Карета тут же тронулась с места и вся процессия быстро удалилась. Присутствующие на свадьбе даже толком не поняли, что собственно произошло.

Изабелла очнулась от тряски в карете, (Амортизаторы были фиговые!) которая летела через весь город к воротам Сан-Жермен. Она почувствовала, что кто-то очень осторожно поправляет ей прядь волос, которая упала на лицо, да и вообще ,что она сидит, а вернее лежит у кого-то на руках.
Она открыла глаза и невольно снова заплакала. Нет, ее глаза не могли ее обмануть. Перед ней действительно был ее дорогой, любимый Клод. Он держал ее на руках, чтобы девушка не ударилась головой о стенку кареты.
- Я жив! Милая моя! Успокойся, пожалуйста, ну не плачь! Мы снова вместе! - шептал он, вытирая ей слезы. (Голос у него так и не востоновился, бедненький! L)
Она не могла ничего сказать. Только смотрела на его и плакала. Ничего не могла с собой проделать. Слезы сами капали из ее глаз. Это был действительно он!
- Как, как ты выжил?! Огонь, …..О, Боже! Я .. я всегда тебя любила, я думала, ты забыл меня, о этот ужасный жених. Меня чуть не выдали за него замуж…
- Теперь се будет по другому. Через неделю наша свадьба! Не плачь! Спасли меня твои друзья, которые вытащили меня из огня и вылечили….
Изабелла обвила его руками и стала целовать, но Клод аккуратно освободился из ее объятий и…
- Милая моя, позволь мне расшнуровать твой корсет.
Изабелла сразу успокоилась и взглянула на Клода, но понимая, чего он от нее хочет. (Вам плохо?!)
- Зачем, что ты собираешься делать?
- О, ничего дурного. Просто твой корсет и может крайне повредить нашему ребенку. Я вижу, что все эти месяцы ты совершенно забросила науку, и все забыла. (Короче, валяла дурака!)
- Ты прав! Но, как ты узнал!?
- По тебе видно, правда простому человеку этого не заметить, но когда я взял тебя на руки, сразу все понял, поэтому и поспешил со свадьбой! - говорил Клод, при этом расшнуровывая ей туго стянутый корсет. - Так то лучше!
- А как ты узнал, что ребенок твой?! - неожиданно спросила Изабелла.
- О, милая моя, не задавай таких вопросов. Ты заставляешь меня сомневаться в себе, - он засмеялся и поцеловал ее. - Теперь никто не сможет нас разлучить!

Эпилог.

Клод стоял у алтаря и нервно теребил край своего камзола. Пожалуй, еще никогда в жизни он так не нервничал. Первый раз он стоял в соборе богоматери не в качестве священника.
Гулкие звуки свадебного марша разлетелись по храму, двери отворились и взорам гостей и жениха предстала Изабелла. Она была в белом платье с завышенной талией. Как тогда говорили в "флорентийском стиле". Волосы волнами спадали на плечи а на голове был венок. Лицо было закрыто прозрачной вуалью. В руках она держала букет лилий.
К алтарю ее вел Гренгуар.
Клод потерял дар речи.(Да что с ними. К врачу обращаться надо!) Он даже не мог надеяться… И вот теперь муж и жена пред лицом бога и людей.
В доме, теперь уже семейства Фролло, гуляли всю ночь. Здесь все их друзья: был Гренгуар с Эсмеральдой, которые собирались в скором времени пожениться, и даже Квазимодо.
Молодых привили в спальню и оставили одних Заметно было, что изабелла очень нервничала.
- Клод, ты понимаешь, что репутация нашей семьи под угрозой. Я конечно очень счастлива, но , ты понимаешь, брачной ночи на будет. Я слишком устала.
- Я все прекрасно понимаю. Ты должна отдохнуть. Сегодня был тяжелый день. Будим надеяться, что никто ничего не заподозрит…
Изабелла сидела и смотрела на Клода. Он откуда-то достал серебряный кинжал (Семейное это у них что ли) и на белую простынь упали пара капель крови.
- Теперь, я думаю, что тебе нужно выспаться! Я хочу, чтобы самая красивая мама хорошо себя чувствовала.
Клод погасил лампу, и пожелав "Спокойной ночи" отправился спать на кушетку, стоящую в комнате у окна.
Сама же Изабелла еще долго не могла уснуть, заново обдумывая те события, которые ей пришлось пережить.

(Автор: Сладко, сил моих нет! Ща расплачусь! И что же это получается - все хорошо! Ой, ой, ой! И не спрашивайте меня ни о чем. Я написала все это в состоянии аффекта! Это мое алиби!)